ἤματι χειμεριῷ, ὅτ’ ἀνόστεος ὃν πόδα τένδει
ἔν τ’ ἀπύρῳ οἴκῳ καὶ ἤθεσι λευγαλέοισιν
Перевод Вересаева:
В зимнюю пору, когда в своем доме холодном и темном
Грустно безкостый ютится и сам себе ногу кусает;
Со времени схолиев к Гесиоду и до выхода в свет статьи К. Уоткинса [WATKINS 1978] слово ἀνόστεος, «бескостный», в этом стихе понималось преимущественно как «полип», то есть «осьминог». За это время было предложено, кажется, всего лишь две иные интерпретации: «улитка» (H. Koller в: Troxler 1964, S. 23) и – довольно неожиданно – «пастушеская овчарка» (H. E. Mierow, AJPh, № 50 /1929/, p. 76 sqq.). Мысли, конечно, оригинальные, ничего не скажешь, но… никакой критики не выдерживают.
Другую проблему этого стиха представляет глагол τένδειν, традиционно толкуемый как «грызть», «есть» и обычно связываемый с древнеирландским teinnid («резать», «ломать»), а также с латинским tondere («резать», «стричь», «брить»). Но это толкование исходит из традиционного понимания стиха Гесиода: «осьминог грызёт свою ногу» (т. е. щупальце). Комментаторская традиция, от схолиев к Гесиоду до наших дней, ссылается на обыкновение осьминога грызть собственные щупальца. Вроде медведя, лапу сосущего. Правда, современные комментаторы политкорректно отсылают к «античным представлениям». Но этим дело и завершается.
Кажется, единственную попытку иной интерпретации предпринял Х. Трокслер, предложивший связать греческое τένδειν с древнеиндийским tandate: «утомляться», «ослабевать» (TROXLER 1964, S. 23). Правда, «бескостный» у него так и остался «осьминогом». Но дело, начатое Трокслером, не пропало. Предложенную им линию понимания глагола τένδειν продолжил К. Уоткинс, который, однако же, дал совершенно новое истолкование слова ἀνόστεος («бескостный»), усмотрев в нём индоевропейский кеннинг, обозначающий мужской половой член.
Пожалуй, самый убедительный довод в пользу такого понимания – это стих из ведийского гимна (РВ VIII. 1. 34). Интересно, что Гонда в своём обсуждении этого стиха данного места овсем не упоминает.
ánv asya sthūráṃ dadṛśe purástād
anasthá ūrúr avarámbamāṇaḥ |
śáśvatī nâry abhicákṣyāha
súbhadram arya bhójanaṃ bibharṣi ||
Спереди показалось его
крепкое/толстое бескостное бедро, <прежде> свисавшее.
Всякая жена, глядя на это, скажет:
"Замечательное орудие наслаждения несёшь ты, господин!"
Речь здесь идёт о некоем риши по имени Асанга, который излечивается от импотенции. Так что смысл этого стиха совершенно прозрачен, и нет никаких сомнений в том, что именно означает кенниннг «бескостное бедро» (anasthá ūrú-).
В качестве дополнительного подтверждения можно, пожалуй, привести другой ведийский гимн (РВ X. 86), откровенно эротический, где изображается перебранка Индрани (супруги Индры) и Вришакапайи (супруги Вришакапи), в самых недвусмысленных выражениях спорящих о мужских достоинствах своих супругов. В стихах 16-17 этого гимна употребляется всё тот же глагол rambate, «висеть», при существительном, уже напрямую обозначающем мужской член:
ná séśe yásya rámbate 'ntarâ sakthyâ kápṛt |
séd īśe yásya romaśáṃ niṣedúṣo vijŕmbhate
Не может (ничего) тот, у кого уд
Свисает между ног.
Только тот может, у кого (для уда)
Раскрывается волосатая (щель), когда он (на неё) уселся.
(Пер. Т. Я. Елизаренковой)
Более того: из этого же гимна (РВ X. 86) можно почерпнуть ещё одно, хотя и не столь несомненное, свидетельство в пользу такого толкования слова «нога». В строфе 7 обезьян Вришакапи говорит Индрани (супруге Индры), готовой на деле доказать своё любовное искусство:
uvé amba sulābhike yáthevāṅghá bhaviṣyáti |
bhasán me amba sákthi me śíro me vîva hṛṣyati
Полно, матушка легкодоступная!
Как это прямо будет (видно),
Чресла мои, матушка, мои бёдра,
Голова моя словно напряглись.
(Пер. Т. Я. Елизаренковой)
Вришакапи хочет сказать, что он возбуждён перспективой близости с Индрани. А «матушка» (amba) здесь – своего рода эвфемизм, обозначающий распутницу.
Ссылаясь на цитированный выше стих (РВ VIII. 1. 34), где говорится о «бескостном бедре», Фишер высказал предположение о том, что в словах Вришакапи «бедро» (sákthi) означает мужской половой орган с его «головкой» (śíras) .
Приведённые выше ведийские примеры позволили К. Уоткинсу дать новаторское толкование стиха Гесиода. В синтагме ἀνόστεος … πόδα, «бескостную ногу», учёный предложил видеть индоевропейский кеннинг для обозначения мужского члена; его протоформу можно записать следующим образом: *n-Host(h)- pod-s.
В несколько видоизменённой форме этот кеннинг присутствует и в ведийских примерах: это отмеченное Уоткинсом anasthá ūrú- («бескостное бедро») и другое слово, обозначающее ногу: sákthi. Уже из этого видно, что такой кеннинг мог подвергаться трансформациям и замещениям. Поэтому можно предположить, что он мог выступать и в «свёрнутом» виде, а именно: обе его части – и «бескостный», и «нога» -- могли обозначать одно целое.
Доказательства такого бытования слова «бескостный», когда оно стало употребляться вместо древнего кеннинга, сохранились и в иных традициях: напр., древнеанглийской и славянской.
В первом случае это слово banleas, предшественник современного английского boneless, «бескостный», в загадке из «Книги Эксетера» (The Book of Exeter), строящейся, как полагает Уоткинс, на игре двумя понятиями: «тесто» и «мужской член» (бескостная вещь, которая вздувается и поднимается, которую берёт в руки девица и т. п.). Видимо, загадка намекает на различные обязанности хозяйки дома, первой из которых была выпечка хлеба, что явствует из этимологии английских слов lady < hlaefdige («замешивающая хлеб») и lord < hlaefweard («охраняющий хлеб»).
(Watkins 1978, 234).
Та же интуиция сохраняется и в более поздней английской литературе. Джон Вебстер – английский драматург, современник Шекспира (ок. 1580 – ок. 1634). Знаменит прежде всего двумя трагедиями: «Белый дьявол» (The White Devil) и «Герцогиня Мальфийская» (The Duchess of Malfi).
(Ferdinand) – And woemen like that part, that (like the Lamprey)
Hath never a bone in’t.
(Duchess) -- Fye sir!
(Ferdinand) – Nay,
I mean the Tongue: variety of Courtship…
(JOHN WEBSTER, Duchess of Malfi, 375-379)
Что же касается славянской традиции, то Р. О. Якобсон в этой связи напомнил строчку из чешской пасхальной пьесы XIV в.: maso bez kosti provrtelo dievku («мясо без кости просверлило девку»). Это, по мнению Якобсона, близко славянским эротическим загадкам, сопровождавшим свадьбу или пробуждение новобрачных.
Ценно то, что К. Уоткинс обращает внимание на более широкий контекст гесиодовского стиха: ветер, горы, деревья, глагол «сильного действия», присутствие диких и домашних животных… Всё это черты индоевропейского мифа о плодородии и оплодотворении.
Возвращаясь теперь к гесиодовскому стиху о «бескостном», мы можем дать его правильный перевод:
ἤματι χειμεριῷ, ὅτ’ ἀνόστεος ὃν πόδα τένδει
ἔν τ’ ἀπύρῳ οἴκῳ καὶ ἤθεσι λευγαλέοισιν
Зимним днём, когда бескостный (= мужской член) вытягивает свою ногу
В нетопленом доме (= во влагалище женщины, равнодушной к соитию), в безрадостном жилище.
За этой гесиодовской картинкой стоит вполне определённое представление, бытовавшее в античности: женщины более склонны к соитию летом, а мужчины – зимой. Это воззрение высказывается, кстати говоря, у самого Гесиода (Трудодни 582 слл.), что можно расценивать как дополнительный довод в пользу изложенного выше толкования. Об этом писали и другие, тот же Аристотель например: История животных (Alc. Fr. 162, Arst. HA 542a32 etc.).
