-- А какой у Вас вус?* -- Вуз? ну... это... МГУ.... Пауза. Смотрит с тихим, неагрессивным и искренним интересом. -- Что у Вас в военном билете написано? Пауза. -- Ааааа! Я это.. миномётчик я. Ну, артиллерист. Сталин дал приказ. -- Ыгы. А номер не помните? -- Номер? -- Ну номер специальности... военно-учётной... -- Ой... нет.. не помню... -- Ыгы... Ой, чего-то я замёрзла так... Снимаю чекмень и: -- А вот Вы накиньте... он тёплый.... Молчит. Зато Татьяна Сергеевна: -- Ну, Вы, надеюсь, не всё с себя снимете? Хм. Не нашёлся, что ответить. Застала врасплох.
------------------------------------ *вус. Если вдруг кто не знает: военно-учётная специальность. Указывается в военном билете.
В советской школе, где некогда гулял и я, обучение было, как известно, полово-совместное.
Но – до известных пределов. Таинства начинались в восьмом что ли классе (если кто лучше помнит -- поправьте). Тогда «мальчики» отправлялись на уроки «труда» (строгать пилить) А «девочки» -- на уроки «домоводства».
И вот только теперь задумался: что же это за «домоводство»?
Philippo, rege Macedonum, occiso Alexander, filius ejus, regnum occupavit.
Перевод и обсуждение заняли по меньшей мере минут 20. О, что это были за минуты!
1. (Ворча). – Ну вот… Нехороший человек… -- Кто? – Ну Филипп! Сына своего убил… 2. (Радостно). – А! Это же он, Александр то есть, отца убил и занял царство! 3. (Озадаченно). – Это что ж: выходит, Филипп был сыном Александра? 4. (С горячей убеждённостью): -- Да я ж тебе говорю: вот этот (тыча пальцем) убил вот этого! (тыча пальцем)
Носило несколько раз по аудитории взад-назад, но за пределы уже не вынесло. Некоторые ростки профессионализма всё же прозябают.
Ныне же изучение возвышенных предметов — сочинений поэтов, историков и той мудрости, которую из этих сочинений можно извлечь, — люди не считают даже второстепенным занятием. Главным занятием стали теперь шашки и другие нечестивые игры. Я говорю об этом, ибо огорчена полным пренебрежением к общему образованию. Это терзает мою душу, потому что я сама провела много времени в подобного рода занятиях. Завершив свое начальное образование, я перешла к риторике, занялась философией, обратилась наряду с этими науками к поэтам и историкам и благодаря им сгладила шероховатости своего стиля; затем, овладев риторикой, я осудила сложные сплетения запутанной схедографии.
«Алексиада», III. 218. 14-27, пер. Я. Н. Любарского
Александр Викторович Михайлов (1938–1995), историк культуры и литератор.
«Один великий немецкий естествоиспытатель высказался как-то в том смысле, что изучение греческих частиц в гимназии подарило ему целую интеллектуальную культуру, т. е. способность свободно располагать своими духовными силами; в этом хотели видеть преувеличение. Если однако ближе вдуматься в сказанное и заявленное и лишь немного его обобщить, то мы точно уловим, что собственно имеется в виду. Ибо — что такое частицы? Это целая сфера тонких, даже тончайших модальностей, которые ведь собственно упорядочивают и определяют связи частей текста и смысла друг с другом, а вместе с тем впервые по-настоящему определяют отношение, подход автора к им написанному. Это сфера тончайших тональностей, без которых немыслим ни один философский текст. Уже у Платона эта сфера богатейше, обильнейше развита; именно у Платона, в совершенно особенной, сегодня зачастую осознаваемой лишь с трудом мере, — многое скорее неизбежно ускользает даже от лучшего знатока греческого. <...> ‘Частицы определяют в итоге, в качестве чего конкретно служат философские искусственные слова, ‘частицы’ делают всё гибким и послушным ходу мысли. Без них, без крайне развитой и широко разветвлённой — в конечном счёте по-настоящему даже необозримой (как у Платона!) — сферы модальностей дело со словом вообще не идёт».